Шумный, наполненный своими маленькими радостями и печалями, заботами и ленью день украинских ребятишек клонился к своему завершению. Солнышко, напоследок поцеловав их золотые макушки, уже спряталось за горизонтом, чтобы, удобно устроившись в своей постельке под мелодичные песни сверчков, смотреть сладкие сны. Пора и детворе пить теплое молочко с ложечкой золотого меда и слушать убаюкивающую сказочку.
И вот наливное яблочко катится по тарелочке на льняной скатерти, чарующими кругами приоткрывая занавеску в удивительный мир украинских сказок… Где курочка-ряба снесла золотое яичко, а мышка хвостиком его смахнула, чтобы оно чудесным образом превратилось в колобка на носу у хитрой лисички. И Котигорошко со своей булавой выскакивает из горохового стручка, превращаясь в огромную репку, которую тянут-потянут бабка за дедку, внучка за бабку, собачка за внучку, кошка за собачку, мышка за кошку. А там та репка становится летучим шаром с машущим рукой Незнайкой на обложке книжки под названием «Вечерняя сказка».
И кому же было рассказывать ту сказочку на ночь, как не деду Панасу — олицетворению украинских дедов, такому родному и уютному за столом с вышитой скатертью и занавесочками вечернего окна, со своими пышными седыми усами, непременной беленькой вышиванкой, ласковым голосом всегда начинал он свою речь, которую с нетерпением ждали миллионы его маленьких зрителей.
«Добрый вечер вам, ребятки,
Милые мальчики и девчатки!
Это — я, дед Панас!
И к вам я пришел, чтоб развлечь вас.
Стихов забавных, сказок целый воз
В карманах, ребятки, я для вас принес.
Садитесь же по кругу, вот тут против стола.
Смотрите, не балуйтесь.
Уши для сказки свои приготовьте.
Вы любите слушать сказки — это я знаю.
Так вот тихонько, ведь я начинаю…»
Сказочка лилась, словно лунное сияние, через приоткрытое окошко за дедовой спиной. Она всегда была добрая, поучительная и заканчивалась хорошо, иногда словами деда: «Вот такие дела, ребятки». Заканчивал сказочник свое выступление стихом-приказкой с убаюкивающим эффектом вроде:
«Вечер тихо вечереет.
Вдалеке будто бор синеет.
А к тому синему бору
Полетели в эту пору
Птицы ночевать.
Бор им сказку прошепочет,
И послушают охотно
Сойки, зяблики, синицы,
И большие, и малы птицы —
Полягут спать.
Так и ты, дитятко, цыц!
И зайчик серенький спит.
Спят у дороги валы,
Спят на отроге орлы,
Только не спит пастушок.
Свистнул — летит посошок.
Спят наши родные края,
Нивы обильные, рощи.
Спи, мой маленький, цыц!
И зайчик серенький спит.»
Вот только записей той «Вечерней сказки с дедом Панасом», которая выходила на телеканале УТ-1 каждый вечер целых двадцать два года (начиная с 1962-го), осталось немного, потому что выходила она в прямом эфире без записи. Поэтому разные интересные случаи с отступлением от написанного сценария, которые время от времени случались на съемочной площадке (например, падение со стула), навсегда остались за страницами документальной истории. Но были и более резонансные отступления от сценария, как, например, фраза «Отака хуйня, малята», — которая, будто бы, прозвучала на всю страну в прямом эфире и сразу же стала крылатой, войдя в словарь нецензурной брани.
И хотя сейчас официальные источники, из-за отсутствия видеофиксации того забавно-эпохального эпизода (ведь детвора вряд ли поняла весь шокирующий для пуританской части советского общества смысл высказывания деда Панаса), всячески стараются откреститься от его существования, в народце крылатую фразу настолько часто используют, что она давно перешагнула границы того самого «Большого словаря мата» Алексея Плуцера-Сарно.