Высокий холм, перед которым преклонили колени окружающие бескрайние украинские степи, убеленный туманами и временем мудрым старцем хранящий память веков, когда скифские племена приходили к нему на поклон, оставляя тела своих правителей и верховных жрецов под его защитой. Остатки около пятнадцати могильных курганов на его вершине и сейчас напоминают о тех давних временах, когда свобода была жизнью, которую могла отобрать лишь смерть.
А потом год за годом сюда приходили на зимовье те, кто с гордостью поднял знамя своих предков в противостоянии всем злым ветрам с востока и запада, кого европейские цари считали одной из самых могучих военных сил, кому на поклон приезжали татарские паши – украинские казаки.
Сильные, могучие, бесстрашные воины мужского братва. Им чужды были сантименты и любовная лирика. Их ежедневная стихия – битвы, кровь, смерть, победы, где не было места слезам и чувствам слабого пола, как в прочим и поиску спутницы жизни.
Но на зимовье, когда между древними курганами сон мечты о походах и битвах на долгие месяцы укрывал толстый слой белого пушистого снега, в душе каждого казака все громче звучал зов природы, парами коней на выгуле, диким танцем языков костра напоминая о высшем предназначении мужчины… И самые своенравные, гордые, непокорные дочери украинских степей, которым даже среди своих односельчан не находилось места, как раз под стать тем воинам.
Слишком мало времени было у них на взаимное узнавание, слишком короткая зима, возможно слишком короткая жизнь после нее. Поэтому выбор спутника жизни был прост – встроенные в землю сабли вкруг, шапка накинутая на рукоять, и тот, чью шапку сняла, становился мужем пред Богом и людьми.
Своенравные, непокорные, бескомпромиссные, упрямые они были предками жителей Конских Раздоров, передав им память крови, характер, быт, которые не смогли побороть за три столетия ни православная церковь во главе с единственным в округе Свято-Преображенским храмом, ни годы советского атеизма, ни возрождение украинской духовности.
Имя села, как характерная его жителей пусть и аллегоричной форме двух слов рисующую тысячелетнюю картину вольной жизни по своим законами под охраной духов скифских царей и одинокий плач церковного колокола.