Герой российско-турецкой войны, получивший орден Святого Георгия IV класса и чин капитана II ранга за победу восемнадцати пушечного брига “Меркурий” под его командованием над двумя линейными кораблями противника, в мирное время он за отличную службу был в звании флигель-адьютанта был введен в придворную свиту Николая I, но как человек деятельный остался верен флоту.
В 1833-ем Алексей Иванович Казарский был направлен проверяющим тыловых контор и складов черноморских портов, что стало его смертным приговором, так как в Московии во все времена объемы воровства превышали все мыслимые пределы и их совершавшие готовы были биться за награбленное всеми способами без оглядки на законность и этические нормы.
В Николаеве обнаружилась пропажа оставленной Казарскому в наследство суммы в семьдесят тысяч рублей из шкатулки его дяди Моцкепича, причем по слухам к этому был причастен близкий родственник генерал-лейтенанта Лазарева местный, назначенный из Петербурга николаевский полицмейстер Григорий Григорьевич Автомонов.
Желание докопаться до истинных виновников утраченного предопределила судьбу Казарского. И хотя предупрежденный о покушении на свою жизнь за два дня он ничего не ел и не пил в чужом доме, а в приютившем его доме пробу с пищи снимала сама хозяйка-немка, устоять против очарования дочери капитана-командора Михайлова капитан I ранга не смог – чашечка кофе из ее рук стала смертельной.
Причем о том, что это было отравление свидетельствовало ужасное состояние тела, которое почернело вместе со всеми металлическими элементами погребального мундира, а так же внешние признаки засвидетельствованные многочисленными очевидцами.
И хотя Главный начальник III отделения Бенкердоф в докладной записке на высочайшее имя сообщал подробности дела с указанием на связь между супругой Михайлова и Автомонова и ее же приятельствование с близкой подругой некого аптекаря Розой Ивановной, дело под руководством Алексея Самуиловича Грейга не сдвинулось с мертвой точки. Виной тому по предположениям руководителя охранки было близкое родство Автомонова со всемогущим Лазаревым, а так же личная заинтересованность Грега, за которым водилось немало финансовых грешков по части флотских растрат и злоупотреблений.
Полгода спустя из Петербурга в виду многочисленных и упорных слухов была прислана комиссия для эксгумации тела Казарского и отправки его частей для анализа в столицу, но на этом дело и кончилось.
Герой, за гробом которого шли в искренней скорби тысячи людей, стал одной из николаевских легенд, в то время как правительство Московии интересам которого он служил верой и правдой со смертельным риском для жизни столько лет попросту попыталось забыть о трагических обстоятельствах его смерти. Дело обошлось лишь памятником в Севастополе и полной тишиной.