При жизни свет увидела всего одна его книга, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы имя Михаил Драй-Хмара навсегда вошло в анналы украинской литературы эпохи неоклассицизма. Просто ему не посчастливилось творить в те времена, когда родная земля в очередной раз оказалась под московской оккупацией, да и еще под знаменами бешеного красного люмпена, когда проявления какой-либо националистической мысли, как и образованность в целом, были переданы жесточайшему остракизму под видом «буржуазного пережитка», ведь литературное творчество, тем более высокая поэзия, для невежд всегда находилась за пределом понимания, а потому вызывали свирепое отторжение.
Миша родился поцелованный музами в казацкой семье Драй-Брагинцов. Настойчивый, усердный, вдохновенный… и немного наивный он смотрел на мир широко открытыми глазами, с детской жаждой познания поглощая новые знания. Золотоношевская школа, Черкасская гимназия, Киевская коллегия Галагана, историко-филологический Киевского универа.
Незаметно для самого себя в зарубежных библиотеках и водовороте личной жизни Драй-Хмара преодолел тот предел, за которым вчерашний студент начинает преподавать сам — двадцатидевятилетний профессор с опытом работы в семинаре академика Владимира Перетца, Михаил Афанасьевич был именно тем упорным ученым, в котором так отчаянно нуждался Каменецкий университет, чтобы вдохновлять уже следующие поколения украинских литераторов и лингвистов. Там он преподавал славянские языки и их историю.
За свою пятнадцатилетнюю научно-педагогическую карьеру Драй-Хмара успел осчастливить отблесками своего таланта слушателей Института народного образования и столичного Меда, внести свою лепту в развитие украинского языка как сотрудник Языковедческого научно-исследовательского университета Всекраинской академии наук. И хотя его литературное достояние неоклассических стихов, поэм, сонетов измерялось сотнями, при жизни печатью вышла лишь его «Проростень» (в 1926-ом), хотя отдельным творением талантливого мастера слова удавалось-таки пробиться сквозь все цензурные преграды советской периодики вроде «Буяння», «Новой думки», «Червоной правды».
Фактически чудом Драй-Хмары не коснулись советские этнические чистки 1920-х, но новая волна уничтожения украинства не заставила себя ждать — 11 марта 1933-го, в разгар геноцида устроенного московитами искусственного Голодомора, его впервые арестовали по обвинению в «контрреволюционной деятельности» из-за его сонета «Лебеди», но неистовое сопротивление и отвергание всех обвинений заставило советских карателей в тот раз отступиться после года пыток.
Но ненадолго – это была лишь проба пера, фальсифицированное дело «националистически-контрреволюционной группировки», в состав которой будто бы входили лингвист Драй-Хмара, профессор Николай Зеров, мыслитель Филипович, уже была на столе у НКВДских палачей, просто нужна была команда из Москвы, чтобы дать ему ход… Через год Михаила Афанасьевича снова арестовали, чтобы больше уже не выпустить.
Первый приговор 28 марта 1936 года, ему знатоку девятнадцати языков, дали ни за что пять лет исправительно-тружовых колоний с отбытием срока на Колыме, где через полтора года без судебного разбирательства «трика» по Дальстрою добавила еще десять «за участие в антисоветской организации и антисоветскую пропаганду», что при его слабом здоровье было равно смертному приговору.
Через год Нине Другопольской, жене Драй-Хмари, сообщили, что он умер «от ослабления сердечной деятельности» 27 мая 1939 года, хотя затем дошли пересказы, что сорокадевятилетний метр украинской неоклассики пожертвовал собой ради незнакомого юноши, заняв его место в расстрельной колонне (в советских концлагерях практиковали построения с расстрелами наугад каждого пятого). Однако этот подвиг, так и не подтвержденный документально, так и остался легендой, даже после реабилитации его честного имени 19 января 1989 года.