В предрассветном селе Белелуя, где туман нежно стелется среди груш и лип, а воскресные колокола будят душу к молитве, в семье священника Ивана Озаркевича 8 июня 1855 года родилась девочка с ясным, как первый солнечный луч, взором и высоким лбом — Наталья. Ее судьба должна была стать образцом смирения, как того требовали каноны социальных традиций и христианского благолепия. Но в этом хрупком теле тлела не просто мысль, горела Идея.
Может так произошло, потому как кров – не водица: отец ее был не только хорошим душепастырем, но и просветителем, писателем, участником театрального движения, а дед – выдающимся меценатом. Огромная семейная библиотека, куда Наталья ежедневно забегала босиком, была ее храмом. Там она впервые прочитала «Жана Кристъена» Милля и «Социологию» Спенсера. Но первым учителем была… простая няня-крестьянка, которая пела песни, учила детей любить землю и слово. «Она научила меня верить в правду», — вспоминала Наталья много лет спустя.
Теплыми летними вечерами в гостеприимном доме священника отца Ивана кипела жизнь. Молодежь из окружения двух младших Озаркевичей-гимназистов, Владимирка и Логина, казалось магнитом тянуло сюда на каникулы. И главным центром притяжения этой шумной ватаги была она, юная Наталья с бровями в разлет, прекрасная как звезда, что одним своим существованием зажигает все небо.
Кто-то из юношей, гудевших в усадьбе, словно пчелы, очаровывала ее девичья красота, которая расцветала, как белелуйские мальвы. Другие – искали высокой духовности, которой дышала вся семья Озаркевичей, где слово Божье переплеталось с любовью к родной культуре. Третьи заслушивался, когда девушка садилась к фортепиано, и из-под ее нежных пальцев звучала прекрасная, как сама мечта, музыка, а мелодичный хрустально-чистый напел очаровывал, будто сама душа Галичины отзывалась. Но самое сокровенное, что влекло молодежь в эту усадьбу – первые, еще робкие разговоры об идеях, которые тогда казались почти еретическими; Наталья, с ее острым умом и чувствительным сердцем, заводила беседы о гендерной идентичности, о месте женщины в мире, ее роли в обществе и семье, ее правах и свободах…
Ее юность была неспешной, как гуцульский вечер. В восемнадцать она влюбилась в Теофила Кобринского — молодого священника, хормейстера, фольклориста. В нем Наталья нашла не просто мужа, а «искренним другом» с нежной душой, с которым она мечтала пройти весь свой жизненный путь до конца: вместе они путешествовали по селам, записывали песни и колядки. На церковном дворе в Снятыне, где Теофил служил, часто звучала фортепианная музыка и голос Натальи — нежный, печальный, вдохновенный.
Но счастье, как ласточка, взмахнуло крылом и исчезло в небесах навсегда, оставив лиш гореч утраты и печаль несбывшегося – в 1881 году Теофил тяжело простудился и скоропостижно скончался, несмотря на все профессиональные старания докторов. А вдова, еще совсем молодая красавица, не смотря на ужав всего семейства, решительно отрезала и положила в гроб мужа свою длинную, русую, пышную косу, как символ преданости вечной любви и духовный обет безбрачия. Она замолчала на несколько месяцев. Затем собрала книги, письма и уехала из родного дома. Ей нужно было молчать, чтобы говорить к миру.
В Вене, куда ее отец был назначен послом Государственной рады, Наталья впервые почувствовала себя «свободной». Там высокообразованая, откровенная, яркая как звезда, она покоряєт местное литературное украинское общество, в том числе знакомится с Остапом Терлецким, публицистом, который зажигает в ней жажду писать (первый рассказ «Пани Шуминская» вышел здесь же в свет в 1883 году). А уже в 1884 году в Станиславове (ныне Ивано-Франковск) Корбинская собирает свое первое женское собрание. Так рождается «Общество русских женщин» — скромное на вид, но революционное по сути; она зажигает сердца, читает лекции, переводит произведения иностранных писательниц, открывает библиотеки.., а главное — мечтает о украинке, которая не будет рабыней ни в семье, ни в обществе.
Ее сердце радовалось, когда в 1887 году во львовской типографии вышел в том числе на ее средства (хотяь как вдова попа, получала государственной помощи лишь 5 рублей в месяц) первый в истории украинской литературы женский альманах — «Первый венок». В нем — голоса женщин, которые до сих пор молчали. В предисловии она писала: «Мы хотим не ссориться с мужчинами, а быть с ними рядом». Редактором стала Олена Пчилка, среди соавторов — молодая, решительная София Окуневска, которая называла Наталью своей духовной сестрой. Вместе они отправляются в Цюрих — учиться: София — на медицинском, Наталья — на экономическом факультете. Там, в швейцарских залах, на фоне альпийских гор, рождается новое украинское женское сообщество.
Жизнь Натальи — это также история непрестанной боли. Во время Первой мировой войны ее обвинили в шпионаже. Она едва не попала в австрийский концлагерь, спас ее писатель и адвокат Андрей Чайковский. Но война забрала последние силы. Наталья беднела, голодала, жила в нетопленой хате. Ее последние произведения — «Военные новеллы» — написаны дрожащей рукой, но ясным сознанием. В них — скорбящая мать, осиротевший солдат, пустое село.
Смерть пришла тихо. 22 января 1920 года, в Болехове от сыпного тифа, которым она заразилась где-то в пути. Похоронили ее просто, без шума. Но завещание Озаркевич-Кобринской осталось: «Мне уже сердце не болит…» Но, наверное, именно болью ее сердце и было – вплоть до последнего: болью за украинскую женщину, за угнетенную нацию, за язык, который задыхался в чужих коридорах. В 1929 году на ее могилу, где раньше стоял лишь деревянный крест, «Союз украинок» поставили памятник. И это символично – благодарные барышни продолжили ее дело, ведь именно Наталья открыла для украинок университет жизни – каждый раз, когда современница берет в руки книгу с верой в собственную силу, рядом с ней стоит тень той, которая первой решилась заговорить во весь голос.