Горькая доля появившегося у ворот города Льва осенью 1572 года изгнанника из Московского царства, где его типография была спалена, а сам он, как и его коллега Петр Мстиславец, подвергся критике и преследованию со стороны православного духовенства и правящей боярской верхушки за попытки сеять зерна знаний среди народа, нашла живой отклик в сердобольных горожанах.
Игумен Онуфриевского монастыря отец Леонтий даже пошел на служебный подлог, ссудив Ивану Федоровичу восемьдесят злотых из казны обители восемьдесят злотых (на один из них можно было купить две пары обуви или девяносто литров меда), а местный житель Сенько Седляр и вовсе дал ему в долг сумму в семьсот злотых, при стоимости лучшей львовской каменицы в пятьсот.
Но не все с жалостью и благоговейным трепетом восприняли новое начинание на почве книгопечатания с радостью, ведь сантименты всегда отступают перед жестоким лицом коммерческих интересов. Так для обустройства типографии металлические детали и формы Федорович привез с собой, но для сборки частей станка требовались услуги плотника, который и был нанят.
Львовский цех столяров тут же подал на книгопечатника иск за нарушение их монополии, по условиям которой заказчик должен был обратится к цеховым старшинам, которые на свое усмотрение прислали бы ему мастера и назначили его плату. Для победы в споре столяры привлекли к даче показаний краковских купцов, подтвердивших отсутствие в столичных типографиях штатной единицы столяра как постоянной.
Магистрат, не смотря на благие намерения ответчика, согласно закону принял сторону цеховиков – Ивану Федоровичу было запрещено держать при мастерской столяра и выполнять деревообрабатывающие работы. Так что заезжему печатнику пришлось согласится на условия цеха, несколько обойдя его правила – он нашел себе работника, записал его к львовскому мастеру на полгода и лишь тогда смог свободно пользоваться его услугами по своему усмотрению.
Типография Федоровича начала работу, но в связи с невыполнением им взятых на себя обязательств в результате отношения с благодетелями у него расстроились – так игумену Леонтию пришлось положить в монастырскую казну при проверки свои личные средства, но подлог все равно был выявлен в 1588-ом. С Седляром же и вовсе судебные тяжбы продолжались до смерти печатника (двести злотых он-таки вернул, на остальную сумму выписал залог на все книгопечатное имущество), а за остаток долга в двести злотых бились уже сыновья Ивана и Сенько.