Московские притязания на историю Киевской Руси и русско-украинские корни при отсутствии исторических предпосылок с монголо-мокшанским прошлым в анамнезе, начиная со своего основания в XVI столетии, во все времена имело государственное значение. В создание мифа были вовлечены все представители власти при активной поддержке московских попов вплоть до последнего глухого прихода (разделение религиозной и светской власти отсутствовало и отсутствует в государстве как таковое). На это до сегодня не жалелось ни сил, ни средств.
Особо грандиозного размаха данная тенденция достигла при царе Петре I – вплоть до переименования государства и переписывания документальных исторических источников для подтверждения своих поползновений на украинскую независимость. Но свою несостоятельность “великороссы”, как они сами себя называли, по отношению к Украине и украинцам чувствовали всегда.
Его жизнь началась в благополучной семье священнослужителя черниговской глубинки образца 1893 года и, казалось, была обречена на столь же сыто-благополучное продолжение до земного исхода – одухотворенно-возвышенной натуре с семинарским образование за плечами самое место в тихом приходе под боком у любимой супружницы в окружении целого выводка детей.
Но судьба-шутница редко прислушивается к желаниям земных подопечных – поступление Василия Эллинского в 1914-ом на экономическое отделение Киевского коммерческого института изменило его жизнь, а переворот 1917-ого привел в ряды Украинской партии социал-революционеров в качестве одного из организаторов и лидеров ее левого крыла, позднее преобразованного в самостоятельную партию коммунистов-борцов.
Кинематографические ленты порой грешат художественным вымыслом, но иногда они столь очевидно выходят за заявленные временные рамки или установленные правила, что сам факт их существования становится поводом для улыбок сведущего телезрителя, не говоря уже о внезапном появлении и исчезновении в кадре, предполагающем непрерывное действе, предметов, мебели, аксессуаров, одежды и даже людей.
“Гусарская баллада”, как любимая военно-патриотическая комедия с претензией на историческую достоверность многих поколений, особо обласкана вниманием критиков-аматоров за обилие больших и маленьких киноляпов, которыми пестрит полуторачасовая лента.
Горькая доля появившегося у ворот города Льва осенью 1572 года изгнанника из Московского царства, где его типография была спалена, а сам он, как и его коллега Петр Мстиславец, подвергся критике и преследованию со стороны православного духовенства и правящей боярской верхушки за попытки сеять зерна знаний среди народа, нашла живой отклик в сердобольных горожанах.
Игумен Онуфриевского монастыря отец Леонтий даже пошел на служебный подлог, ссудив Ивану Федоровичу восемьдесят злотых из казны обители восемьдесят злотых (на один из них можно было купить две пары обуви или девяносто литров меда), а местный житель Сенько Седляр и вовсе дал ему в долг сумму в семьсот злотых, при стоимости лучшей львовской каменицы в пятьсот.
Большая часть прогуливающихся по главной городской улице Львова туристов не догадываются, если конечно предварительно не изучали городскую историю, что под их ногами вот уже второе столетие течет полноводная река.
А началось все с серьезной обеспокоенности местной (на тот момент австрийской оккупационной) администрации разлива конца XIX столетия малярийной эпидемиологической ситуацией на подопечных землях. Хотя скорее всего вопрос был не в экологической, а в экономической составляющей, ведь Полтва затрудняла логистику центра с его обширным западным предместьем.