Львов во все времена был не только столицей Галичины, но и культурно-просветительским центром, наряду с чем его улицы были полны всевозможных гадалок, ведьм, ведунов, колдунов и оракулов. Услуги последних всегда пользовались большим спросом потому обещания осуществления любой мечты за относительно небольшие деньги для непутевого горожанина была ценнее долгого кропотливого пути усилий над собой. Как говорят «дурак мыслью богатеет», а предприимчивые дельцы на этом имели неплохие деньги. На ситуацию не смогла даже повлиять церковь – люди молились в костеле, а потом шли к посредникам с потусторонним миром для лечения болезней, общения со своими умершими, получения предсказания на будущее…
На протяжении веков такое положение дел считалось нормой, чему в немалой степени способствовала официальная медицинская наука, которая не очень-то далеко ушла от тех же мистиков, используя методы и лекарства с недоказанным или двояким действием или и вообще без оного при запрете на исследование на зверях, что могло быть приравнено к колдовству. А еще была целая куча побочных эффектов и согласования способов лечения с церковью – не подпадает ли оно под Божью юрисдикцию, как например запрет на Кесарево сечение, когда ребенок и мать умирали. Воля Божия была хорошим аргументом, но не приносила облегчение.
Она родилась в образцовой украинской советской семье, где отец стоял у истоков «правильного» коммунистического кинематографа, воевал на финский войне и занимал должность директора киностудии, а мать – сначала воспитывала детей в санаторно-школьных учреждениях, затем – шила костюмы на киностудии мужа. Был еще старший сводный по матери брат на десять лет, погибший на полях Второй мировой.
Сама же Алла Горская прожила с мамой в осажденном Ленинграде две зимы, закончила Киевскую художественную школу имени Шеченко с отличием и Киевский художественный институт. А дальше были только радужные перспективы: выставки, преподавание в школе искусств, членство в союзе художников, собственная (на двоих с мужем) мастерская на Филатова…
Когда мгла вокруг становится такой густой, что сквозь нее не видно ничего на расстоянии взмаха руки; когда на земле правят бал темные силы, и кажется, что ночь никогда не закончится; когда зло на короткий миг побеждает добро, и кажется, что солнце никогда не взойдет, душа замирает от непонятного страха и вздрагивает от любого шороха, а впереди ждет лишь путь. Иногда только маленькая вспышка света спасает от безумия, но то – заблуждение…
Говорят, мерцающие огоньки, что парят ночью вдоль дорог в поисках жертвы – души самоубийц и умерших не своей смертью людей или тех, которые при жизни имели две души, но только одно имя при крещении. Это не мужчины и не женщины, а бесполые существа. Затерянные они бродят где-то между небом и землей, чужие и там, и там до окончания мира. А для развлечения водят за собой ночных путников, сами не знают куда – поэтому их и называют Блудом.
Ее настоящее имя для истории так и остается загадкой – толи Ольга, толи Настя, появившиеся в произведениях украинских и польских авторов XIX столетия скорее плод фантазии, чем реальность. Так что для всех она навсегда останется Гюррем (от персидского «радость») или Роксолана – первая нарушительница принципа султанского гарема «одна мать – один ребенок» (у нее с султаном было шесть совместных детей, правда отца пережил лишь Селим, ставший султаном и любимая дочь Михримах) и основательница столетнего «правление привилегированных женщин», когда политику мусульманской империи делали матери и жены мужчин-правителей.
О ее происхождении современники отзываются довольно скупо «русинка из народа, что живет от Карпат до Азовского моря» (французский посол Гуеллямо Пелисье,1540) и происходит из рода «подлого попа из Рогатина» (член польского посольства в Стамбуле Самуил Твардовский в «Великое посольство», 1621). Однако существуют предположение, что попала вона в султанский гарем после крымско-татарского плена.
Символ солнца, мира и круговорота всего сущего на земле. Традиции его плетения, согласно самым оптимистичным предположениям историков, насчитывают до трех тысяч лет и обязаны своим существованием великим шумерам – прародителям украинской нации. В те давние времена он с шестиконечной звездой в центре служил олицетворением богини Инанне, покровительницы семейного очага, урожая, воинской победы и правосудия.
Смена поколений и религиозных верований мало повлияли на неотъемлемую составляющую символа вечности (недаром венок изображен на саркофаге Ярослава Мудрого), ведь каждый его элемент нес сакральный смысл, в котором навсегда отпечатался код украинской нации. Веночек был частью традиционных церемоний от обрядовых до ритуальных, каждый со своим видом плетения (насчитывается более семидесяти видов) и подбором элементов (цветы, ленты, нити), который должен был кодировать будущее для персоны его носящей на добро, богатство и счастье.
Его бережно хранили, на него молились, за него сражались… а еще странствовал он больше, чем некоторые из смертных хранимый небесами через все невзгоды трех столетий, в то время когда исчезали и появлялись страны, номинально считавшиеся его хозяевами как физическое воплощение народной мудрости «жизнь походяща, а искусство – вечно».
Духовными праотцами его можно считать настоятелей Манявского скита Иова Княгинецкого и отца Феодосия, первый из которых возродил обитель, а второй – основал при ней школу живописцев, под крылом которой в конце XVII столетия взошла звезда Иова Кондзелевича. Монах родом из львовской Жолквы возглавил ее по приглашению настоятеля на время работы над обширным новым иконостасом для Крестовоздвиженского собора.
Ну конечно же главный пророк Украины должен представать в облике благородного старца, умудренного долгими странствиями, убеленного сединами житейской мудрости, прошедшим сквозь боль и страдания тысяч испытаний, а не юнного франта в модном сюртуке за столом с хорошей выпивкой. Но молодость – есть молодость, ей присущи крайности во всем, и Тарас Шевченко не родился старцем с густыми усами и трубкой в зубах, каким его знает весь мир по немногочисленным фотографиям.
Да, он вырос в украинском селе, но крылья удачи и гениального таланта, да еще и не одного, быстро снимают провинциальный налет, когда семнадцати лет от роду попадаешь в блеск и шик столичного общества, к тому же после двухлетнего заграничного вояжа в Вильнюс, пусть и всего лишь качестве слуги своего хозяина Павла Энгельгардта. Тем более тут его ожидали оплаченное четырехлетнее обучение в художественной мастерской Василия Ширяева и деньги на карманные расходы от хозяина.