Его жизнь началась в благополучной семье священнослужителя черниговской глубинки образца 1893 года и, казалось, была обречена на столь же сыто-благополучное продолжение до земного исхода – одухотворенно-возвышенной натуре с семинарским образование за плечами самое место в тихом приходе под боком у любимой супружницы в окружении целого выводка детей.
Но судьба-шутница редко прислушивается к желаниям земных подопечных – поступление Василия Эллинского в 1914-ом на экономическое отделение Киевского коммерческого института изменило его жизнь, а переворот 1917-ого привел в ряды Украинской партии социал-революционеров в качестве одного из организаторов и лидеров ее левого крыла, позднее преобразованного в самостоятельную партию коммунистов-борцов.
Кинематографические ленты порой грешат художественным вымыслом, но иногда они столь очевидно выходят за заявленные временные рамки или установленные правила, что сам факт их существования становится поводом для улыбок сведущего телезрителя, не говоря уже о внезапном появлении и исчезновении в кадре, предполагающем непрерывное действе, предметов, мебели, аксессуаров, одежды и даже людей.
«Гусарская баллада», как любимая военно-патриотическая комедия с претензией на историческую достоверность многих поколений, особо обласкана вниманием критиков-аматоров за обилие больших и маленьких киноляпов, которыми пестрит полуторачасовая лента.
Горькая доля появившегося у ворот города Льва осенью 1572 года изгнанника из Московского царства, где его типография была спалена, а сам он, как и его коллега Петр Мстиславец, подвергся критике и преследованию со стороны православного духовенства и правящей боярской верхушки за попытки сеять зерна знаний среди народа, нашла живой отклик в сердобольных горожанах.
Игумен Онуфриевского монастыря отец Леонтий даже пошел на служебный подлог, ссудив Ивану Федоровичу восемьдесят злотых из казны обители восемьдесят злотых (на один из них можно было купить две пары обуви или девяносто литров меда), а местный житель Сенько Седляр и вовсе дал ему в долг сумму в семьсот злотых, при стоимости лучшей львовской каменицы в пятьсот.
Большая часть прогуливающихся по главной городской улице Львова туристов не догадываются, если конечно предварительно не изучали городскую историю, что под их ногами вот уже второе столетие течет полноводная река.
А началось все с серьезной обеспокоенности местной (на тот момент австрийской оккупационной) администрации разлива конца XIX столетия малярийной эпидемиологической ситуацией на подопечных землях. Хотя скорее всего вопрос был не в экологической, а в экономической составляющей, ведь Полтва затрудняла логистику центра с его обширным западным предместьем.
Роскошь львовской Рыночной площади, где каждая из сорока пяти каменица со своим временным отпечатком, своей уникальной судьбой, своим неподражаемым шармом. Люди, времена, нравы меняли их в свою угоду, но каждый из них оставался в их истории навсегда. А что уже говорить о королевской романтике – такого народная уж точно не забывает, в отличии от истории, которая за неимением документальных фактов переводит это в разряд местных легенд.
1634 год. На пышную королевскую процессию въезда вседержителя Речи Посполитой Владислава IV Вазы собралось поглазеть чуть ли не все львовское общество от мала до велика всех сословий и чинов. И из всей этой пестрой толпы его взгляд вырвал миленькое личико, очаровательную улыбку, тонкую фигуру, в трепете застывшую на балконе перед лучами Солнцеликого.
Первый проект одной из будущих советской «строек века» зародился в недрах романовской империи двуглавого орла с подачи инженера по электрификации железных дорог Генриха Графтио. Его проект гидроэлектростанции на Днепре лег на стол императора Московии Николая II еще в 1905-ом, но никакие экономические выгоды не смогли заставить царя пойти против противления православного духовенства, узревшего в научно-технической идее Графтио (и не только его) крамолу.
Глобальной фактической причиной церковного гнева по этому поводу был технический прогресс, как фактор оттока просвещенной паствы из сферы их влияния, а локальным номинальным – затопление в ходе строительства гидроэлектростанций храмов и погостов, что по их словам было «большим грехом».
Древняя украинская Холмская земля – вечное яблоко раздора на стыке интересов трех государств, которые с переменным успехом семь веков воевали ее, попутно периодически испепеляя ее селения и уничтожая ее население. Но голос предков времен князей Киевской Руси жил в каждом из потомков ее жителей и не давал забыть свободу по-украински.
Нина Кухарчук родилась крестьянской семье холмского села Васильев Польского Королевства Российской империи (оккупация по итогам Венского конгресса 1815 года), однако благодаря стараниям родителей девочка получила среднее образование (сельская школа, Люблинская гимназия, Холмское Мариинское училище). Казалось в лучшем случае ей была бы обеспечена роль одной из многих украинок среднего класса, но вмешалась Первая мировая война.