Страх действует лучше любого сверхсовременного оружия, разрушая боеспособность армии изнутри. Именно он заставляет склонять голову перед врагом. Через него сердце воина превращается из камня в воду, не способное идти сквозь ад, ведь как говорят в народе: «Огонь одержимих не печет». Немало найдется в древней и современной истории примеров, когда только страхом побеждалась более многочисленная и лучше оснащена армия. Но именно «турецкий страх» стал синонимом физической покорности и непротивления через призму эмоционально-психологического упадочничества.
А начиналась эта история в далеком 1453-ем, когда под ударом армии Мехмеда ІІ Завоевателя пал Константинополь, что поселило в сердцах европейцев страх перед силой армии восточного владыки, и с каждым годом эти упаднические настроения все больше захватывали все слои цивилизованного общества. Европу сковал «турецкий страх».
Фактически он был человеком, как говорят американцы «self-made man» (который сделал себя сам), ведь по праву рождения – лишь старший из шести детей бедной семьи Абрама и Фены Маршак, который в четырнадцатилетнем возрасте должен был покинуть родительский дом в Гнатовке и отправиться в столицу на заработки.
Благодаря природным способностям карьера Иосифа Маршака быстро пошла в гору – вскоре он из подмастерье киевского ювелира уже стал первым помощником мастера, а уже в двадцать четыре имел собственное дело, которое открыл в двух арендованных комнатах на Крещатике №4 в доме швейцарского часовщика Верле 2 мая 1878 года (материал на первую золотую цепочку собственного производства был приобретен на сто серебряных рублей приданного и деньги от продажи собственного костюма).
Воинственное племя с засушливого иранского высокогорья, что одним махом своего нашествия смело с северных понтийско-причернопорських степей скифов, которые веками хозяйничали на этой земле. Привлекательный праукраинский климат с богатыми природными дарами заставил сарматов (по другой версии – савроматов) самоотверженно сражаться за новую родину, тем более им предстояло жить на этой земле вечно (сармат от латинского «sarmatae» – вечный, бесконечный, бессмертный).
Хотя по романтизированными преданию Геродота V века до н.э. сарматы происходили от тех самых скифов-воинов, а матерями их были мифические амазонки, которые выходили замуж только после первого убитого собственноручно врага и бок о бок со своими мужьями принимали участие в конных баталиях… но так и не смогли овладеть скифский язык, поэтому их дети изъяснялись на искаженном скифском.
1635-й (год окончания Альтмаркского перемирия, которое ознаменовало шестилетнюю передышку в изнурительной шведско-польской войне продолжающейся с небольшими промежутками затишья уже почти три десятилетия) Речь Посполитая встретила в полной боевой готовности с надеждой на реванш за потерянные ранее Лифляндию и Ригу, ведь трон противника после гибели короля Густава Адольфа официально занимала всего лишь двенадцатилетняя Кристина І.
Однако победа все равно была лишь призраком, ведь преимуществом поляки обладали на суше, растеряв почти весь свой немногочисленный флот на Балтике в предыдущих морских схватках с более опытными и многочисленными шведскими кораблями.
Кем еще им еще было стать, если на роду было написано родиться в самом сердце воинственного Холодного Яра, что веками служил убежищем для непокоренных украинцев от Байды Вишневецкого до Максима Зализняка; где за долгое время сопротивления появился огромный самодостаточный укрепленный район с целым подземным городом, в котором были и пятнадцатикилометровые ходы, и освящены церкви, и надежные схроны. При этом обычная украинская крестьянская семья Чучупаков из села Мельники на Черкащине умудрилась не только дать образование всем своим пяти сыновьям, но и воспитать их патриотами родной земли.
Старшему, Петру, после церковно-приходской четырехлетки, двухлетней учительской и Киевской консерватории был обеспечен «теплое» место надзирателя столичного двухклассного и № 11 городского училищ. Жизнь обещало быть тихой гаванью: образованные братья, хорошие перспективы на чиновничьей ниве в Киеве, уютный дом… если бы не очередной милитаристский угар московской власти, втянувшей оккупированные украинские земли в очередную, тогда еще Первую мировую, войну.
Многое пришлось на своем веку пережить украинскому Подолью, за которое столетиями бились и умирали на чужой земле армии захватчиков с востока и запада, юга и севера. Но и украинским защитникам было не сладко – сколько раз отчий дом с плодородными полями, густыми лесами и сладкой родниковой водой оказывалась под оккупацией, а сами они в молодых летах вместо того, чтоб сажать хлеб, строить дом, любить жену и растить детей уходили стройными рядами в сырую землю убитые в бою.
Так было и в тот раз, когда Каменец после изнурительной двухнедельной осады с периодическими атаками пал под натиском несметных полчищ османского султана Магомета IV 24 августа 1672 года. Процессия турецкого правителя с ним самим во главе торжественно въехала в покоренного города в речной петли с высоко поднятым флагом победителей через Русские врата, а их приспешники татары – польской дорогой. И конь его фактически переступал через истерзанные тела погибших защитников.
Таинство рождения украинского младенца начиналось еще с символизма подготовительных обрядов свадьбы, где главную роль играло пшеничное зерно во всех своих ипостасях, как символ плодородия и продолжения рода. Именно поэтому иногда первую брачную ночь молодожены проводили именно на не обмолоченных снопах.
С древнейших времен, когда беременность носила более мистически-сакральный смысл, как хранительница и вместилище новой жизни женщина в социальном плане поднималась обособляясь над обществом для принесения в этот мир здорового, красивого и счастливого потомства. Именно поэтому в этот период ей старались не отказывать в маленьких и больших просьбах, удовлетворять ее прихоти и оберегать от всего безобразного, страшного или просто недоброго, чтобы увиденное не передалось будущему ребенку. Считалось, что чем счастливее будущая мама и чем больше прекрасных вещей ее окружают, тем здоровее и красивее родится младенец.
Кофейной столицей Украины поправу считается город Льва, где утопающих в цветах кафе без счета, где густым ароматом кофе пропитан каждый уголок старого центра, где без чашечки не мыслим ни один рассвет… Львов и кофе – то в украинском настоящем синонимы, задающие ритм жизни.
Но находятся смельчаки, которые, опираясь на исторические находки, решаются оспаривать этот кофейный статус и первенство галицкой столицы в распространении этого изысканного напитка на просторах страны. Так, полагаясь на найденные во время исследований пригородов Хотинской крепости турецкие и китайские пиалы для горячих напитков с соответствующими клеймами производителей, которые были оставлены армией султан Магомет II после неудачной осады 1476 года, украинские историки (в частности доктор исторических наук Сергей Пивоваров) уверяют в потреблении кофе на Буковине еще в далекие времена, которые отстоят от официальной даты появления первой львовской кофейни кондитера Якова Леваковского в 1802 году на три с четвертью века.
Судьба, которая подарила ей счастье родиться в дружеской богатой семье судьи Луцкого окружного суда, очень рано заставила девочку выучить урок жизненной борьбы от своей матери, которая после смерти ее отца, Ивана Степановича Десницкого, с девятью детьми на руках (из них пятеро приемных от первого брака мужа, а самый младшей, Екатерине, едва исполнилось два) показала пример достойной жизни – Мария Михайловна продала все свои волынские имения, чтобы хватило на переезд в Киев, оплату хорошего столичного образования для детей и безбедную жизнь.
Всех детей Мария Десницкая пристроила в лучшие киевские учебные заведения: старшие учились в Киевском университете, младшие – гимназии, а Екатерина в двенадцать поступила в Фундуклеевскую женскую. Вот только когда девушке было всего шестнадцать, ее мать тоже умерла. Доучившись, она поехала в Петербург к брату Ивану, а жила у крестной матери, Надежды Дмитровой.
Три голодомора, репрессии и война устроенные оккупационной советской властью на захваченных с оружием в руках украинских землях стали настоящим геноцидом для сломления духа сопротивления и уничтожения целой нации пришло без какой-либо заметной реакции мирового сообщества, поскольку ее вполне устраивала полноводная река золота украинских полей, которую красные под дулами своих верных псов режима отбирали до последнего колоска у украинских селян, обрекая последних на голодную смерть, и за бесценок продавали за границу.
А тем временем количество голодающих в первый искусственно созданный голодомор 1921 – 1923 лет достигла страшной цифры в восемь миллионов человек, из них пол миллиона – умерли. Ведь кровавый палач Ленин еще в мае 1921-го подписал телеграмму с указаниями своим местным назначенцам об изьятии у украинских селян и отправке миллиона пудов зерна в центральные регионы Московии, а еще была действующая с 1917-го программа «продразверстки», согласно которой оккупированые должны были кормить армию оккупанта.