Политика – грязное дело и делать его в белых перчатках во все времена не представлялось возможным. Лишь ограниченные идеалисты могут себе вообразить победу над коррупцией, существующий с момента появления первобытного общества, или вселенское благо для всех без учета слабости человеческой натуры и закона возрастающих потребностей. В политике, тем более международной, нет друзей – есть только временные союзники.
Это стоило бы знать выходцу из Левадии, когда он вступил на путь борьбы за независимость Греции от турецкого протектората, а послужной список (вступление в средиземноморскую эскадру Г. Спиридова в семнадцатилетнем возрасте, боевые действия на Пелопоннесе и Эгейском архипелаге) и отсутствие в Кючук-Кайнарджийском мирном договоре между Московией и султанатом упоминание о греках должны были бы помочь ему в этом, но нет – это не послужило уроком для идеалистически настроенного Ламброса Кацониса, в том что документ подписанный Московией не стоит бумаги, на которой написан…
Свою первую известную серию рисунков он начал создавать еще в восьмилетнем возрасте, но шалунья-судьба определила родится ему крепостным, да еще и мама умерла, когда Тарасику едва исполнилось девять, а через месяц его отец повторно женился на жестокой и деспотичной Оксане Терещенко, имевшей своих трех детей. Еще через два года не стало и защитника-отца. Дядька-опекун был не лучше мачехи – дети все время пасли свиней и работали вместе с наймитами по хозяйству. И при этом юное дарование развивало свой талант как могло, рисуя животных, хаты, селян на всем, что подвернется под руку.
Выходом для себя подрастающий Тарас избрал свет знаний, который материально воплотился в служение местному дьяку Петру Богорскому школьником-служкой с надеждой на обучение рисованию. Наука оказалась короткой – три дня Шевченко старательно тер медянку и носил ведрами воду из Тикича, а на четвертый сбежал с соседнюю Тарасовку к другому дьяку-рисователю, прославившемуся благодаря своим работам «Великомученик Никита» и «Иван-воин».
Свадебный каравай в Украине всегда считался символ успешности, благополучия и плодовитости будущей молодой семьи. Именно поэтому к его приготовлению подходили с особой тщательностью от приглашенных каравайниц до каждой детали его приготовления, чтобы молодая вошла в дом супруга счастьем на всегда.
Само таинственное действо, которое спокон веку наши предки наделяли магической силой, начиналось с тщательного подбора каравайниц. Для начала отбирались лишь женщины в первом счастливом браке (вдов и разведенных не приглашали). Далее к претенденткам предъявлялось требование иметь ребенка или нескольких детей. Особо счастливой считалась примета, если в приготовлении свадебного каравая принимала участие «при надежде» (т.е. на сносях). Выбор падал на наиболее счастливых в браке хранительниц семейного очага. Количество их варьировалось от семи и больше, при этом по одним приметам считалось счастливым нечетное число каравайниц, по другим – четное (будущая пара будет всегда вместе). Часто в действе брали участи родичи с обоих сторон в качестве знака единения семей.
Одни называли его тираном, другие – слагали про него шутки, а третьи – и сейчас с душевным трепетом вспоминают годы его правления. Он – классический пример советского партократа, пробившегося сквозь тесные ряды своих сотоварищей по идеологическому оружию прямо к вершине советской власти и сумевшего продержаться там долгие восемнадцать лет.
Леонид Ильич Брежнев – одна из одиозных фигур советского политикума с украинскими рабоче-крестьянскими корнями и трудовой практикой за плечами, с красной ядерной кнопкой в руках и состоянии близкому к недееспособности. Он шел к вершине власти через все препятствия, не чураясь любых методов и средств, о чем ярко свидетельствует факт его предложения перед пленумом ЦК 1964 года тогдашнему главе КГБ Владимиру Семичасному о физическом устранении Никиты Хрущева через авиа- или автокатастрофу, отравление или арест (кстати сказать последний являлся его крестным отцом в большой московской политике).
Цветок самых сильных и отважный, который не каждому смертному дается в руки. Он достается как награда только избранным, а его нежные лепестки сродни самому горячему любовному признанию. Ведь растет он только высоко в горах, чудом уцепившись тонкими нитями жизни за отвесные скалы. Эдельвейс еще зовут «цветком Прометея» в память о мученической смерти на утесе того, кто подарил человеку огонь.
На латыни «леотоподиум» означает львиная лапа, что обусловлено визуальной схожестью контуров цветка с лапкой кошачьих, в момент, когда у нее выпущены острые коготки. А название «эдельвейс» происходит он немецкого, в которого «эдель» – благородный, а «вейс» – белый. В народе этот высокогорный цветок еще называют «шелковой косицей» и он часто фигурирует в фольклоре жителей Карпат и Альп. Так например говорят, что ни один гуцул не мог сделать предложение любимой без этого цветка.
Органных дел мастера – особая каста в музыкальном мире, ведь они создают самые большие инструменты в мире, от звучания которых зависят духовный покой целых городов, ведь без них не обходилась ни один мало-мальски уважающая себя община костела. Им поклонялись как богам, их имена знали все, с ними общались великие мира сего.
На рубеже XIX и ХХ веков главным поставщиком органостроителей на рынок Восточной Европы была мастерская Яна Сливинского, лучшие из лучших учеников которого, приобретя достаточную квалификацию и мастерство, открывали собственное дело, чтобы величественные музыкальные инструменты клеймить собственным именем. Так было с Игнацием Жебровским, Брониславом Маркевичем, Вацлавом Бернацким…
Роскошный участок в нескольких минутах от центра Екатеринославля, земли которого каскадам сбегали с самым волнам Великой украинской реки, зачаровывающей рокотом своих быстрых волн и темной бездной омута глубин. Счастье иметь такое сокровище выпадает не часто в жизни даже избранным, и берегут его как самый ценный бриллиант короны, иногда не отказывая себе в удовольствии покрасоваться перед ценителями.
Вот почему Лазарь Глоба всеми правдами и неправдами старался оставить за собой имение на Днепровском берегу. Лишь имя Светлейшего (как откажешь фавориту самой царицы) и баснословная по тем временам сумма в три тысячи рублей смогли заставить зимового казака отказаться от своей вотчины в пользу Григория Потемкина в 1787-ом.